«Человек хочет жить, хочет, чтобы его принимало общество». Житель Энгельса, вернувшийся с СВО, — о том, кто помогает и что мешает адаптироваться к мирной жизни
Еще в январе президент Владимир Путин заявил, что «во всех регионах РФ руководители должны подумать» над трудоустройством людей, возвращающихся из зоны СВО. По подсчетам председателя фонда «Защитники Отечества» Анны Цивилевой, в 2024 году с такой проблемой в региональные отделения обратились 10 тысяч человек. Президент называет участников спецоперации «подлинными героями», для них подготовлены специальные кадровые программы. Но, как говорит житель Энгельса Вадим Мусабеков, эти возможности открыты, в основном, для офицеров — мужчин зрелого возраста, получивших высшее образование и профессиональный стаж до ухода на СВО. Младший сержант Мусабеков оказался «за ленточкой» в 22 года, почти сразу после срочной службы. Вернулся домой без ноги.
«Много таких ребят, которые ушли на фронт в двадцать с небольшим. У них в принципе не было опыта жизни «на гражданке», а теперь есть только военные впечатления, — говорит жена Вадима Любовь. — Они возвращаются и чувствуют себя здесь, в нашем сложном мире, как слепые котята. Никто не объясняет им, куда можно обращаться и какую помощь получить. Нет единого информационного ресурса с пошаговой инструкцией и описанием видов поддержки. Мы с мужем по крупицам собирали такие сведения в течение года».
Как рассказывают молодые супруги, больше полугода пришлось ждать от Минобороны выплат за ранение. На много месяцев затянулось изготовление протеза. Основной проблемой стал поиск работы, ведь на пенсию по инвалидности и ветеранскую доплату — 6 тысяч рублей в месяц невозможно содержать семью. «Участников СВО принимают не везде. Я могу только догадываться, почему. Возможно, боятся за себя, возможно, не хотят брать ответственность, потому что инвалид. Как-то муж пытался устроиться в call центр, и даже там ему отказали!» — пишет Любовь на своей странице ВК. Сейчас младший сержант Мусабеков, награжденный медалью «За отвагу» и имеющий вторую группу инвалидности, работает курьером.
«Фронтовые впечатления такие острые, что перекрывают всё»
Любовь и Вадим — очень милая и дружная пара. Отвечая на вопросы, супруги, не сговариваясь, продолжают мысли друг друга. Молодые люди познакомились 9 мая прошлого года. «Я до этого замечала его в кафе, думала: что за парень хромой? А в тот вечер мы благодаря общим знакомым оказались за одним столом и с тех пор не расставались», — вспоминает Любовь. «Можно и без «хромой», просто «парень», — ворчит Вадим в шутку. Он старается сохранять чувство юмора даже в сложных ситуациях. Рассказывает, что еще в госпитале после ампутации решил не тонуть в жалости к себе. «Отвлекался, разговаривал с ребятами из палаты. Рассказывали, как у кого проходила эвакуация. Одного, представляете, вывозили на тачке! Столько историй!» — вспоминает он, смеясь.
«Чем Вадим меня покорил? Чистотой. Кому-то покажется странным: человек вернулся с фронта — и вдруг говорить о чистоте? Но это так. Я гиперэмпатичная натура. Для меня важно, чтобы мужчина рядом был искренним», — рассказывает Любовь.
После знакомства Вадим признавался ей, что «даже не помнит жизни до СВО». «В памяти остались какие-то вспышки, фрагменты. Видимо, фронтовые впечатления такие острые, что перекрывают всё», — предполагает супруга.
Вадим вырос в Ивантеевском районе в приемной семье. Родители воспитали двух кровных дочек и трех мальчишек из детдома. «У мамы такой характер!.. Дома ее все слушались», — вспоминает собеседник с восхищением.
После окончания местного сельскохозяйственного лицея Мусабеков первым с курса ушел в армию. Попал в учебную часть в Ульяновске. В войска его отправили на Дальний Восток. Для парня из отдаленного заволжского района это стало первым большим путешествием. Вадим с восторгом вспоминает, как поезд проходил мимо Байкала, «хоть и ночью, но что-то увидели», как прекрасны на рассвете укутанные облаками сопки Хабаровского края, где располагалась военная часть. Выезды на полигон, пулеметные стрельбы представлялись захватывающим приключением.
«Не понимаю молодых людей, которые говорят: не хочу идти в армию, зачем впустую терять год. Ты не теряешь время, а учишься ответственности. До «срочки» я, честно говоря, был раздолбаем, а в армии понял, что это такое, — отвечать за других людей», — говорит Вадим.
После «дембеля» он пробыл в родной Ивантеевке месяца три и вместе с приятелем подписал контракт с 15-й отдельной мотострелковой бригадой из поселка Рощинский Самарской области. Это был октябрь 2021 года.
«Сделаем круг — и домой»
В феврале 2022-го часть выехала «в поля» на учения. «Однажды ночью нам дали приказ перебираться в другое место. Высадили где-то в лесу. Темнота, даже палатку не поставишь. Мы разожгли костры, назначили дежурных, чтобы за огнем следили. А поняли, что происходит, уже утром, когда нас стали снаряжать», — вспоминает Вадим.
Как он говорит, «сначала даже интерес появился, потом — конечно же, страх, а уж потом — осознание и смирение». Позвонить родителям он не успел, да и командиры обещали: «Сделаем круг — и домой». На связь с домом удалось выйти через полтора месяца. «Брат рассказывал: после моего звонка мать взвыла, а батя стоял и смотрел в пространство. Наверное, думал о самом худшем».
Вадим вернулся домой летом 2022-го. Спрашиваю, как на обыкновенном человеке, выросшем в мирном поселке городского типа, отражается пребывание в боевых условиях? «Не умею объяснить это по-научному. От старого тебя не остается ничего», — говорит Вадим. Юношу мучило чувство вины перед теми, кто сидит в окопах, и перед теми, кто лежит под землей. Тянуло обратно. Состояние было невыносимым, собеседник называет его «ломкой». Окружающие не понимали, что происходит. Начались конфликты с родителями. Не удавалось найти работу.
В сентябре 2022-го объявили мобилизацию, и Вадим, никому ничего не сказав, решил ехать за повесткой в военкомат. За ним увязался младший брат Толя, который раньше на СВО не бывал. Вадим запер его в гараже. Толя выбрался, и в Саратов братья приехали вдвоем. Мобилизованных разместили на территории бывшего ракетного училища. «Выходит к нам товарищ капитан. Дает пятирублевую монетку: кидайте, один здесь останется, другой к мамке поедет. Я говорю: я останусь. Толяна чуть не связали, чтобы домой отвезти», — улыбаясь, вспоминает собеседник.
Мусабекова назначили заместителем командира взвода. Он сумел найти общий язык с подчиненными — призванными по мобилизации рядовыми запаса, мужчинами гораздо более старшего возраста.
Через год Вадима ранило при минометном обстреле. Официальный диагноз звучит страшно: отрыв конечности, множественные осколочные ранения, контузия. Во время многочисленных операций раненый не раз был на грани жизни и смерти. Пролежал в госпиталях полгода. «В [госпитале] Бурденко врачи какие-то отстраненные. Наверное, потому что народу много. Был один хирург, он при перевязках не отмачивал бинты и даже швы снимал без анестезии. Я старался не попадать к нему на перевязки, — вспоминает молодой человек. — В соседней палате была тетя Надя. Мы ее называли «мать полка». Она ухаживала за своим сыном, у него очень тяжелые ранения, и помогала всем. После одной из операций мне было так плохо, я думал, что умру. Тетя Надя устроила разнос врачам и добилась, чтобы мне вкололи морфий». В госпитале Новосибирска, куда Мусабекова перевели из столицы, отношение сотрудников было более человечным.
В Новосибирске молодому ветерану сделали протез. Вадим быстро научился им пользоваться. «Уже через сутки я мог ходить. Мне повезло, что ампутация ниже колена. На своем суставе гораздо удобнее, чем было бы на искусственном».
«Человек остался без ноги. Чем теперь отплатит государство?»
В силу физиологических особенностей протезирования, первый протез нужно вовремя заменить. В декабре 2024-го Мусабеков обратился в Социальный фонд. Собственного протезного предприятия в Энгельсе нет. Нужно на двух транспортах ездить в Саратов, да еще подниматься по лестнице в гору. На дорогу в одну сторону уходит три часа. «Меня раз пять гоняли между протезным предприятием и бюро МСЭ — то в ИПРА (индивидуальную программу реабилитации и абилитации) что-нибудь не впишут, то одну бумажку забудут, то другую. Обещали, что получу новый протез к свадьбе в феврале, но оформление затянулось почти на полгода. И еще момент: протез — это не новый ботинок, надел и пошел. Меня должны положить в реабилитационное отделение при протезном предприятии, чтобы опробовать протез на беговой дорожке и других тренажерах, убедиться, что он не натирает, и при необходимости сразу подогнать», — объясняет ветеран.
Также он до сих пор не получил от Соцфонда ни коляску, ни костыли, ни другие средства технической реабилитации. «В фонде сказали: мы сами всё вам привезем, когда придет очередь. И вот уже два месяца тишина», — добавляет Любовь.
Любовь уверена, что всем вернувшимся с СВО нужна психологическая помощь, консультации психотерапевта и медикаменты. «Год назад Вадим кричал по ночам. Мог вдруг уйти в себя. Я понимала, что в такие моменты он «проваливается» в прошлое, переживает то, чего мы здесь даже не можем себе представить. Я старалась его переключить. Боялась, что он снова попытается вернуться на СВО, — вспоминает девушка. — Он говорил, что отвык спать на простынях, есть горячую пищу. До сих пор я ему напоминаю: давай попьем чаю или кофе, почему ты не пьешь?». «Потому что там и вода была за радость, — продолжает мысль супруги Вадим. — На самом деле, здесь жизнь сложнее. Нужно решать много задач».
В прошлом году Вадим сам принял решение обратиться к специалистам. Любовь стала искать возможности. Супруги удивляются: буклеты с рекламой службы по контракту раздают чуть ли не в булочных, а вот информацию о том, куда идти за помощью после возвращения с фронта, до целевой аудитории никто не доносит.
В соцсетях Любовь вышла на саратовского психолога Сергея Левита, сотрудничающего со штабом поддержки участников СВО при региональном отделении «ЕР». «Он провел одну консультацию. Сказал, что при необходимости будет помогать, но вообще-то нам нужна семейная терапия, а бесплатное обслуживание положено только мужу. Координатор штаба Алла Фетисова позвонила и сказала: Люба, ты будешь для Вадима лучшим психологом. В этом году я сама нашла и обучилась на онлайн-курсах по военной травме у преподавателей из Санкт-Петербурга», — рассказывает девушка.
Также через соцсети Любовь связалась с саратовским участником СВО Дмитрием Лыгиным. От него пара узнала о существовании фонда «Защитники Отечества», обязанного помогать уволенным с военной службы бойцам и их семьям. «Фонд, вроде бы, есть, есть офис, есть социальные координаторы. Но по факту ты сам узнаешь обо всех положенных мерах поддержки, сам оформляешь документы, сам ходишь по инстанциям. Так зачем тогда фонд? Выставлять посты в соцсетях?» — недоумевает Вадим.
Целый год он на протезе ездил в отделение фонда в Саратове. И только месяца два назад ему сказали, что, оказывается, существует офис в Энгельсе. Как говорит Любовь, в фонде не предлагают даже билетов в театр или цирк. «Я оставила заявку на санаторий. Я сейчас в положении, путевка была бы очень вовремя. Но пока тишина».
«Парень рисковал жизнью, остался без части своего тела! Чем же сейчас отплачивает государство?! Где же помощь? Все приходится выпрашивать, выбивать, добиваться, доказывать», — пишет Любовь на своей странице ВК.
Семь месяцев Вадим ждал президентскую выплату за ранение, перечислением которой ведает Минобороны. Как он говорит, совершенно случайно узнал, что бойцам полагается еще и компенсация от «Согаза», — об этом ветеранов никто не оповещает. В ноябре 2024-го вступил в силу президентский указ о доплате за инвалидность для участников СВО. Перечислением средств ведает госфонд «Защитники Отечества». Прошло полгода, но Мусабеков этих денег еще не получил.
Год назад в мае 2024-го Совет федерации одобрил закон о предоставлении инвалидам СВО автомобилей с ручным управлением. Предполагалось, что транспорт будут закупать за счет фонда «Защитники Отечества». В других регионах машины уже выдают. В Саратове Вадиму сказали, что проект «в стадии разработки».
Такая же непонятная ситуация с бесплатными участками для ветеранов СВО. На федеральном уровне это пока законодательная инициатива, находящаяся на рассмотрении в Госдуме. Согласно предложенным поправкам в Земельный кодекс, получить землю смогут все ветераны и семьи погибших. Пока же в регионах действуют собственные правила. Например, в Саратовской области участки положены только тем, кто награжден орденами или званием Героя России. В областном центре, по подсчетам городского комитета по имуществу, выдано 19 таких наделов. В ближайшее время власти готовы предоставить еще 34. В очереди стоят 46 семей. «У меня есть медаль «За отвагу». Почему мне не позвонят и не объяснят: подхожу я под эту программу или нет?» — задается вопросом Вадим.
«Хочется кричать от несправедливости»
Ветеранская доплата составляет 6 тысяч рублей. Вместе с пенсией по инвалидности Вадима получается как раз столько, чтобы отказать Любе в назначении пособия по беременности. Соцфонд посчитал, что доход семьи, ожидающей ребенка, чуть выше прожиточного минимума. Хотя раньше чиновники обещали не включать выплаты участникам СВО в доход семьи при назначении детских пособий. «Вот и повышай демографию», — разводит руками собеседница.
Как рассказывает Любовь, в первое время муж даже не хотел пользоваться льготой на проезд в общественном транспорте. «Он не хочет, чтобы его считали каким-то ограниченным, не таким, как все. Человек просто хочет жить, чтобы его принимало общество, — поясняет она. — Но его списывают со счетов. Потенциальные работодатели думают, что он не справится из-за ноги, или боятся того, что он был на спецоперации».
В центре занятости Мусабекову выдали два направления. На заводе, которому требуется слесарь, ему честно сказали: «Здесь и здоровые мужики не выдерживают». Вторая предложенная вакансия — паяльщик. «Не знаю, смогу ли я с моими руками», — сомневается Вадим. После контузии у него сохраняется тремор.
Сейчас бывший фронтовик работает курьером. Как говорит Любовь, смены очень длинные, «мы с мужем почти не видимся». Вадим, смеясь, рассказывает о том, каково с протезом водить скутер, — и дело не столько в протезе, сколько в культуре участников дорожного движения: «Еду я однажды ночью под конец смены. Машина сзади меня прижимает. Смещаюсь ближе к бордюру. Прижимает сильнее. Подрезает. Я врезаюсь в бордюр и лечу вперед. Падаю, отключаюсь. Когда пришел в себя, увидел перепуганного прохожего рядом. Оказалось, у меня протез отстегнулся, а парень подумал — нога оторвалась».
Спрашиваю, не тяжело ли таскать короб с продуктами, ведь у курьеров бывают заказы на 20-30 килограммов? Вадим не хочет, чтобы его жалели. С улыбкой отмахивается: «Лишь бы лифт в доме был».
«Изо всех утюгов рассказывают о том, что создаются проекты для ветеранов, им помогают трудоустроиться, адаптироваться. А по факту хочется кричать о несправедливости!» — пишет Любовь в соцсетях. Для участия в программе «Время героев», готовящей управленцев разных уровней, обязательно высшее образование и опыт руководящей работы. «По телевизору в новостях — красота! Но все кадровые проекты — для офицеров. А я — простой сержант, и то младший», — продолжает Вадим.
«Это не нытье о бедных и несчастных. У Вадима начинается мирная жизнь, появились цели, семья. Мы не нуждаемся в жалости, — поясняет Любовь. — Мы прекрасно знаем, что мы сами в ответе за свои жизни, планируем получать высшее образование. Но что делать сейчас?! Куда идти ребятам без диплома, с инвалидностью?! Мы хотим, чтобы ответственные службы ускорили работу и уже наконец-то начали помогать простым парням, которые хотят жить, а не существовать».
