«Они боятся, что будут вызывать у окружающих страх». Как государственная психологическая служба и общественники готовятся к возвращению участников СВО в мирную жизнь
По словам представительницы ведомства, им нужна «серьезная длительная работа с психиатром и медицинским психологом при медикаментозной поддержке».
Получить психологическую помощь участники СВО могут не только в региональных отделениях фонда, но и в районных поликлиниках. В российских медучреждениях первичного звена открыто больше 2,3 тысячи консультационных кабинетов. Кроме того, специалистов для работы с ветеранами и их близкими обучают различные общественные организации.
«Увидела в зеркале жену героя»
Саратовское отделение фонда «Защитники Отечества» находится в самом центре города, в пристройке к новенькой высотке, облицованной плиткой цвета кофе с молоком. Внутри — тишина и прохлада кондиционированного воздуха. Прямо перед входом — рамка металлоискателя. Справа — ресепшн, девушки в офисных блузках с бейджиками ждут посетителей, но с утра никого нет.
На полу проложены желтые тактильные дорожки. На широкой двери туалета — значок с инвалидной коляской. В коридоре стоит пеленальный столик. Слева — просторная игровая комната с разноцветным развивающим ковриком. Помещение оборудовано так, чтобы жены военнослужащих при необходимости могли прийти сюда вместе с детьми.
На стенах висят большие фотографии женщин в военной форме. Фотопроект «Жены героев» осенью 2022 года придумала жительница Самары Екатерина Колотовкина, жена командующего 2-й армией. «Однажды она накинула на плечи китель и увидела в зеркале жену героя. Китель тяжелый был явно не по размеру, но каким-то невероятным образом не отнимал, а давал ей силы», — рассказывает о рождении идеи «Российская газета». Супруга генерала вместе с женами других офицеров сделали несколько фотосессий. Дмитрий Азаров, бывший тогда губернатором Самарской области, показал альбом президенту.
Уже два года акцию проводят во всех регионах. «Нет больше той немного растерянной, печальной, но всё еще беззаботной жены генерала с фотографии, — говорила Екатерина Колотовкина в комментарии «РГ». — Теперь я чувствую, словно моя бабушка, пережившая войну, сжала мои плечи огрубевшими от тяжелой работы руками: «Иди, Катюша, сразись за русскую правду». Тысячи таких же женщин готовы поддержать нашу армию и президента».
«Не отказываем никому»
«Единицы посетителей приходят к нам со словами: «Мне нужен психолог». Это, может быть, человек десять из ста. Наша задача — подвести человека к мысли о необходимости психологической поддержки», — говорит руководитель саратовского филиала фонда Денис Белоусов.
В кабинете психологического консультирования очень светло. Блестящая плитка на полу, белые обои, шоколадные занавески в тон фасаду. Как рассказывает дежурный психолог Светлана Фролова, к фонду прикомандированы десять клинических психологов из областной психиатрической больницы, в том числе, восемь специалистов высшей категории с опытом работы около двадцати лет.
Попасть к психологу можно каждый будний день с 9.00 до 17.00. «Около 70 процентов обратившихся приходят к нам с ресепшна по приглашению социального координатора. Если происходит нештатная ситуация — например, в филиал с каким-то вопросом пришла мама бойца, она плачет, мы сами выходим, успокаиваем, уговариваем, приглашаем в кабинет, — говорит Фролова. — Самый насыщенный прием — семь человек в день. Это трудно, но мы понимаем, что все сейчас находятся в мобилизационных условиях».
По наблюдениям собеседницы, две трети обратившихся — члены семей участников СВО. «Родственники военнослужащих обращаются с жалобами на тревогу, сниженное настроение, депрессию. Очень сложная категория — матери военнопленных. Они знают, что сын находится в неволе, представляют ужасные картины, чувствуют беспомощность, так как не могут ничем помочь или хотя бы связаться с ним. Мы стараемся облегчить их состояние, помочь пережить разлуку», — говорит Фролова.
По словам психолога, дополнительную травму матерям военнопленных наносят мошенники, которые выдают себя за сотрудников российских войсковых частей или представителей ВСУ. «Звонит такой человек, говорит женщине: я знаю, что ваш сын в плену, если хотите увидеть его живым, пришлите мне 4 тысячи долларов. Что чувствует мать? С одной стороны, она понимает, что это обман. С другой стороны, у нее остается доля сомнения — а вдруг ребенку действительно можно помочь? Ее мучает мысль: если я сейчас не дам денег, а потом с сыном случится плохое, как я это переживу? Последняя консультация по подобному обращению длилась три часа, в два раза дольше среднего времени приема», — рассказывает психолог.
Где аферисты узнают телефоны матерей военнопленных, неизвестно.
Психологическая поддержка требуется не только самим участникам СВО и их семьям, но и тем, кто им помогает. «Я веду психотерапевтическую группу для социальных координаторов фонда, занятия в которой направлены на профилактику выгорания. Есть запрос на помощь от волонтеров, которые возят на Донбасс гуманитарную помощь. Мы не отказываем никому», — говорит Светлана Фролова.
«Боятся быть непринятыми, лишними»
Непосредственные участники спецоперации составляют около 30 процентов обратившихся к психологам фонда. Они рассказывают о сложностях со сном, панических атаках, сильном гневе. «Их тревогу вызывает переход из фронтовых условий к обычной жизни, промежуточный период, когда человек уже не там, но еще не освоился здесь. Они боятся, что будут вызывать у окружающих страх. Боятся быть непринятыми, лишними. Это нормальные человеческие реакции. Наша задача — убедить людей, что они здесь нужны, в том числе, чиновникам, которые не отмахнутся от их проблем».
В целом по стране первичную психологическую помощь в фонде получили за год 10 тысяч человек. У 26 процентов обнаружились признаки психических расстройств и расстройств поведения.
В Саратовской области, по словам Светланы Фроловой, 60 процентов нуждающихся получают дальнейшую помощь в фонде — приходят сюда на психологические консультации и психотерапевтические сессии. «Если человек находится в остром кризисном состоянии, нуждается в более обширной помощи, в фармакотерапии, мы направляем его в кабинет ПНД, который есть в каждом районе. Если состояние тяжелое, рекомендуем госпитализацию», — объясняет психолог. По ее словам, до кабинетов ПНД «доходят все, до стационара — процентов 80».
Психологи, ведущие прием в фонде, могут подключить к работе узких специалистов. «Например, если человек жалуется на головную боль, нужен невролог. Через нашего заместителя главного врача мы можем в течение суток договориться с любым стационаром, чтобы маршрутизировать пациента».
Как отмечает Анна Цивилева, «психологическая поддержка нужна всем, кто возвращается из зоны СВО». «Чтобы охват был максимальным, работу нужно начинать с военкомата. Еще до ухода на СВО человек должен знать, что по возвращении может получить квалифицированную, конфиденциальную помощь. Информацию об этом нужно давать раненым в госпиталях. О необходимости психологической помощи могут говорить волонтеры, собирающие гуманитарку. Эту тему можно обсуждать на родительских собраниях в школах. Члены семей военнослужащих, беженцы, люди, которые просто испытывают сильную тревогу в связи с происходящим, — есть большое количество людей, которые могли бы прийти за помощью, но не знают о такой возможности, — говорит Светлана Фролова. — Психологическая травма мало отличается от физической. Если человек ломает ногу, он без сомнений обращается к хирургу. Наша задача — объяснить, что так же естественно обращаться к психологу, психотерапевту или психиатру. Это поступок сильного и разумного человека. Умение помогать себе — признак взрослости».
Особенности армейского делопроизводства
Отделения «Защитников Отечества» открылись в российских регионах с июня 2023 года. За год в фонд поступило больше 1,1 миллиона обращений. В саратовский филиал — больше 11 тысяч. В основном, они связаны с оформлением ветеранского удостоверения, дающего право на льготы — это ежемесячная выплата (4,8 тысячи рублей), освобождение от налогов на имущество и землю, 50-процентная скидка на ЖКУ, бесплатный проезд на электричке, 32-процентная надбавка к пенсии, бесплатные лекарства, путевки в санаторий и т. д.
Как рассказывается в соцсетях фонда, большинство сложностей вызваны тем, что войсковая часть не присылает уволенным солдатам документы, подтверждающие нахождение на передовой. «Защитники Отечества» помогают обратившимся оформить запрос в Минобороны или заявление в военную прокуратуру. Но даже при содействии фонда на сбор бумаг уходит несколько месяцев.
Особенно часто сталкиваются с трудностями бойцы частных военных компаний. Осенью 2023 года в Министерстве обороны была создана специальная комиссия, которая рассматривает документы «вагнеров». В марте 2024-го правительство РФ разрешило оформлять статус ветерана тем, у кого не было официального контракта с ЧВК, но есть награды или справки о ранении. Сроки рассмотрения заявок не определены. Как пишут комментаторы в ВК, ожидание занимает порой больше десяти месяцев.
У бывших бойцов ЧВК и ополченцев Донбасса, участвовавших в боевых действиях в 2014–2021 годах, также есть сложности с оформлением военной инвалидности (инвалидам боевых действий положена пенсия в 1,5-3 раза большая, чем у гражданских). Как поясняет фонд в соцсетях, «порядок установления причин инвалидности для данной категории нормативно не урегулирован».
Еще одна распространенная проблема — задержки выплат за ранение. Причина — в тех же особенностях движения бумаг внутри военного ведомства. Военкоматы ссылаются на то, что месяцами ждут справки из частей. Как пишут комментаторы на странице саратовского филиала в ВК, порой раненым приходится добиваться выплат по восемь месяцев.
В саратовском филиале и 12 районных пунктах приема фонда работают 37 социальных координаторов. В основном, это бывшие сотрудники управлений соцзащиты и ветераны боевых действий. Примечательно, что некоторые из нынешних «соцкоров» познакомились с фондом именно в результате долгих попыток оформить собственный ветеранский статус. «После получения ранения я неоднократно искал содействия в разных инстанциях, но только здесь ко мне отнеслись по-человечески и помогли», — вспоминает ветеран СВО Дмитрий Лыгин.
Лыгин подписал контракт в апреле 2022 года. «Когда началась СВО, принял решение: поеду. Никому не сказал, супруга узнала за два дня. Я точно знал, что я не могу оставаться дома, еду помогать своим», — рассказывал он на встрече со студентами колледжей. Саратовец служил в добровольческом формировании «Барс-8». 5 мая 2022-го потерял в бою правую руку.
Родной брат Дмитрия Александр был мобилизован в сентябре 2022-го, погиб в июле 2023-го.
Дмитрий Лыгин смог получить ветеранское удостоверение только в 2023 году при помощи фонда и после этого устроился сюда социальным координатором.
Энгельсский координатор Илья Губерт был добровольцем на Донбассе с 2015 года. После начала СВО дважды заключал краткосрочные контракты с Минобороны, из-за ранения стал инвалидом. Он также долго не мог получить статус ветерана.
Наталья Ивашина в феврале 2023 года потеряла на спецоперации сына Илью. «Горе женщины усиливалось из-за того, что документы о гибели сына шли больше полугода. Она получила документы лишь в августе, благодаря самоотверженной работе координатора Ильи Губерта. После этого Наталья решила кардинальным образом изменить сферу деятельности и устроилась в фонд», — рассказывается в соцсетях саратовского филиала.
Всего по России среди «соцкоров» фонда работают больше 280 ветеранов. Все координаторы прошли двухнедельные курсы на базе РАНХиГС и каждый месяц участвуют в обучающих вебинарах.
«Что здесь делать? Сидеть на табуретке у окошка?»
«Защитники Отечества» не только помогают ветеранам находить общий язык с военным ведомством, но и решают вполне мирные проблемы. Одна из самых частых — устройство детей участников СВО в садики и вузы. Непонятно, правда, почему для выполнения закона, предусматривающего льготы, нужно специальное вмешательство помогающей структуры. Например, в Балашове дочери участника СВО отказались выдавать бесплатное питание в школе, потому что отца девочки мобилизовали не в Саратовской, а в Московской области. Вопрос о тарелке супа пришлось решать через региональное министерство образования.
В соцсетях саратовского филиала регулярно рассказывается о выдаче технических средств реабилитации (ТСР). Например, саратовцу Валентину Пшенову, вернувшемуся с СВО без ноги, привезли кресло-коляску из пункта проката. Коляску от государства он получит после оформления инвалидности. Жителя Энгельса Александра, лишившегося обеих ног, свозили на ортопедическое предприятие, где можно выбрать и опробовать протезы.
Семье Айдара из Новоузенского района передали многофункциональную кровать. 22-летний юноша получил тяжелое ранение головы. Три месяца провел в реанимации и потерял возможность самостоятельно передвигаться. На Новый год сотрудники фонда привезли к нему домой Деда Мороза, Снегурочку и Дракона. «Они разыграли небольшое представление и вручили бойцу фрукты и сладости», — говорится в соцсетях «Защитников Отечества».
Как объясняет руководитель саратовского филиала Денис Белоусов, содействие в получении средств реабилитации считается одним из основных направлений работы. «Минобороны выдает раненым протезы через четыре-пять месяцев после получения травмы. Культя формируется до года, и первые протезы могут оказаться в итоге не совсем подходящими. В этот момент человека подхватывает фонд и помогает получить высокотехнологичные изделия, соответствующие индивидуальным особенностям», — говорит Денис Сергеевич.
Часть стоимости протеза оплачивает электронным сертификатом Социальный фонд — так же, как гражданским инвалидам. «Защитники Отечества» возмещают военным инвалидам разницу между номиналом социального сертификата и реальной ценой ТСР.
В начале спецоперации эксперты сомневались, будут ли доступны в России высокофункциональные протезы европейского производства. По словам Дениса Белоусова, такие средства реабилитации по-прежнему можно купить в России, «сложность только в сроках доставки».
«Мы сегодня сталкиваемся с тем, что недружественные страны затягивают выполнение контрактов до трех и более месяцев. И ребята, кто без ноги, без руки, ждут длительное время, когда им сделают этот индивидуальный протез», — говорила председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко на заседании Совета законодателей. Собственное производство умных протезов в России развито недостаточно. По сведениям Матвиенко, доля российских изделий на рынке протезов нижних конечностей не превышает 25 процентов, а протезов верхних конечностей — 10.
Двое саратовских ветеранов надеются получить высокофункциональные протезы, чтобы заниматься паралимпийской пулевой стрельбой. Один из бойцов, которому при содействии фонда уже выдали удобные протезы руки и ноги, вернулся на СВО. «Он доброволец, казак. Сказал: «Что я буду здесь делать? Сидеть на табуретке у окошка? Лучше там, с пацанами, опыт ребятам передам», — рассказывает Белоусов.
Врачей не хватает. Пациентов — тоже
С июля 2023 года в российских поликлиниках открылись 1,4 тысячи кабинетов медико-психологического консультирования, 412 отделений медико-психологической помощи, 556 психотерапевтических кабинетов. Как отмечает главный специалист Санкт-Петербургского комитета здравоохранения Елена Исаева, это первый в стране опыт создания государственной службы психологической поддержки.
Службу организовали, в первую очередь, для «повышения доступности психологической помощи участникам СВО», но пользоваться услугами могут не только они. За год были проконсультированы 315 тысяч человек — пациенты с хроническими заболеваниями, состоящие в поликлиниках на диспансерном учете, беременные, молодые матери и т. д. Ветеранов среди обратившихся пока очень немного. Например, в Петербурге из 23 тысяч посетителей за год только 120 были участниками спецоперации. «Вернувшиеся с СВО — герои, а герои не могут жаловаться», — говорит Елена Исаева.
Как сообщило министерство здравоохранения Саратовской области в ответ на запрос «Свободных», в регионе работают 10 кабинетов медико-психологической помощи, 16 кабинетов медико-психологического консультирования (планируется открыть еще одиннадцать) и 15 кабинетов психотерапевтической помощи. В этих кабинетах работают сотрудники психоневрологических учреждений. Как отмечает ведомство, с мая 2023 года в СГМУ запущены курсы повышения квалификации «Организация оказания медицинской помощи пациентам с посттравматическим стрессовым расстройством».
С момента открытия в кабинеты медико-психологического консультирования обратилось 10,6 тысячи человек, в том числе, 87 участников СВО и 155 членов их семей. «Доля обратившихся, у которых обнаружены расстройства поведения и психики, составляет не более 1%», — утверждает министерство.
Впрочем, если бы ветераны массово решили заняться своим ментальным здоровьем, специалистов могло не хватить. По сведениям НМИЦ Бехтерева на 2022 год, в государственных медучреждениях страны работало 11,4 тысячи психиатров (на 18,5 процента меньше, чем нужно), 4,8 тысячи психиатров-наркологов (на 20 процентов меньше необходимого) и 1,1 тысячи психотерапевтов (на 42 процента меньше норматива). Медицинских психологов как физических лиц даже не считали, учитывали только занятые ставки — их на всю Россию было 4,1 тысячи. То есть по одной ставке клинического психолога на 50 тысяч человек (для сравнения: столько людей живет в Вольске или в Петровске и Аткарске вместе взятых).
В подразделениях, оказывающих помощь в амбулаторном режиме, ситуация с кадрами еще хуже. Психиатрами такие медучреждения укомплектованы на 73,7 процента, наркологами — на 64 процента.
В Саратовской области, по сведениям на 2022 год, в психиатрической и наркологической помощи нуждались 66,7 тысячи человек. Имелось 2,6 тысячи коек, 161 психиатр (больничные штаты были укомплектованы на 59 процентов), 57 наркологов (в два раза меньше, чем нужно), 16 психотерапевтов (43 процента от нормы) и 63,75 занятых ставки медицинских психологов. По оценке НМИЦ Бехтерева, Саратовской область входила в число регионов с самым значительным дефицитом наркологов и медицинских психологов.
Как сообщил региональный минздрав в ответе на запрос «Свободных», сейчас в государственных медицинских организациях, работают 130 врачей-психиатров (по штату предусмотрены 262,5 ставки, заняты — 174), 16 врачей-психотерапевтов (штат — 39 ставки, заняты — 21,75), 114 медицинских психологов (по штату — 210 ставки, заняты — 123,25). Укомплектованность по занятым должностям врачами-психиатрами составляет — 66,3%, врачами-психотерапевтами — 55,8%, медицинскими психологами — 58,7%. Штатные должности медицинских психологов имеются в 11 муниципальных районах, из которых в четырех — работают основные работники, в трех — совместители.
В 2022 году на целевую подготовку по программе ординатуры по специальности «Психиатрия» были направлены четыре специалиста, выпуск ожидается в августе 2024 года. В 2023 году — пять специалистов, выпуск состоится в 2025 году. На 2024 год Минздрав России выделил для саратовских абитуриентов 10 бюджетных мест на целевую подготовку специалистов по специальности «Психиатрия». Также министерством здравоохранения области сформированы предложения для заключения двух договоров на обучение в ординатуре по специальности «Психотерапия».
В качестве главных мер по решению кадровой проблемы эксперты НИМЦ предлагали повышение зарплаты и «снижение нагрузки на врача». Судя по всему, в Саратовской области ни того, ни другого достигнуть не удалось. На сайте регионального министерства здравоохранения вакансии психиатров и наркологов занимают несколько страниц. Энгельсская психбольница ищет таких специалистов на зарплату 50,5 тысячи рублей. Вольский ПНД предлагает аж 42 тысячи рублей. Для сравнения: цена на один прием психиатра в частных клиниках колеблется от 2,5 до 5 тысяч рублей.
«Не надо развенчивать образ героя»
«Женщине, у которой муж воюет, наша помощь нужна не меньше, чем ее мужу, когда он вернется с СВО. Каждое утро она просыпается с мыслью: «Каких новостей ждать?». Вздрагивает от телефонных звонков. Выглядывает в окно, нет ли подозрительных машин, в которых могут приехать люди с плохими сообщениями. Боится увидеть рядом с домом людей в военной форме: «Вдруг они идут сказать, что его больше нет?». В таком напряжении жены пребывают день за днем, а ведь это в основном молодые женщины с детьми, о которых надо постоянно заботиться», — говорит главный психотерапевт Ленинградской области Анастасия Трещевская.
«Они все время — 24/7 проводят в соцсетях, следят за постами военкоров, сводками с фронта, знают, где сейчас идут бои и где будут завтра. Они фактически живут там, на СВО, в своем «суженном» сознании, чтобы ощущать причастность. Это сложные пациенты, потому что они каждый день в своей голове «хоронят» мужей. Еще сложнее с женщинами, у которых муж пропал без вести: ни жив, ни мертв. Они «зависают» где-то между прошлым и настоящим, живут с ощущением бессмысленности бытия. Детям внимания — ноль, те пытаются маму поддержать, а мама уже вся ушла в себя», — добавляет главный специалист петербургского комитета здравоохранения Елена Исаева.
По словам психотерапевтов, между работой с людьми, чьи близкие неизлечимо больны или умерли от болезни, старости или других «мирных» причин, и с женами участников СВО есть огромная разница. «Мы давно знаем, как работать с патологическим и естественным гореванием. А с людьми, которые живут в ожидании смерти здорового близкого человека? Не скажешь ведь: не беспокойся, он вернется. Женщина ответит: «Не морочьте мне голову». И уйдет из кабинета навсегда», — говорит Трещевская.
Негосударственных психологов, желающих работать с семьями участников СВО, обучают различные общественные организации — ОНФ, ОПОРа России и другие. Каким окажется качество ими подготовленных специалистов, пока неизвестно.
В июне 2024-го интернет-лекцию по посттравматическому сопровождению семей провела всероссийская Ассоциация организаций по защите семьи (объединение создано в 2015 году, сотрудничает с Народным фронтом и Общественной палатой). Слушателями стали специалисты социальных учреждений и активисты НКО из Орловской, Тамбовской, Калужской, Мурманской, Пензенской, Ростовской, Ульяновской, Саратовской и Волгоградской областей. Вел вебинар преподаватель СГУ Геннадий Малюченко.
Малюченко с 2021 года руководит в саратовском университете курсом «Кризисное семейное консультирование». Это совместный проект факультета психологии и саратовской епархии по подготовке семейных психологов для работы при храмах. «Порой кризисы в семьях настолько глубоки, что одной-двух вразумляющих бесед с батюшкой может быть недостаточно», — рассказывал Геннадий Николаевич в интервью газете «Православная вера». По программе курса магистранты должны познакомиться с «Основами социальной концепции РПЦ», «чтобы раскрывать тем, кто к ним приходит, что есть брак с христианской точки зрения, как Церковь относится к разводам, абортам, изменам».
Круглый стол под названием «Боевая психическая травма» проводила также «Психологическая газета». Как считает заведующая кафедрой психотравматологии христианской академии имени Достоевского Оксана Защиринская, жены добровольцев допускают типичные ошибки с того момента, как муж объявляет о намерении идти на СВО.
«Они начинают родным рассказывать, что муж принял какое-то странное решение. У детей возникает недопонимание: а зачем это надо было делать, жил бы с нами. Получается, что муж уходит в зону СВО, а за ним тянется шлейф как бы не очень нормального человека. Нам приходится с женами работать и говорить, что не надо развенчивать образ героя», — объясняет Оксана Владимировна.
Когда муж приедет в отпуск или насовсем, «не стоит эмоционально реагировать на гневные высказывания». «Выслушали, кивнули и идите блины напеките», — рекомендует специалист.
Как добавляет психолог петербургского управления социальной помощи семье и детям Наталья Чугунова, работающая с семьями комбатантов, после возвращения комбатанта домой супруге стоит придерживаться безопасного поведения:
«Не надо диктовать свои правила, если не хотите получить в ответ агрессию. Мужчине хватает той жизни, которую он ведет в подчинении у командира. Если жена будет так же командовать, может последовать реакция, в том числе, физическая».
По словам Чугуновой, «люди, возвращающиеся после боевых действий, в первое время практически не могут работать, у них происходит отторжение любого начальника». Быт семьи нужно перестроить так, чтобы все домашние соблюдали четкий распорядок дня, а мужчина мог «посидеть в тишине, лучше в отдельной комнате»: «Если нужно сходить в магазин, то выбирайте время, когда мало народу».
«Мне все должны»
Впрочем, некоторые негосударственные психологи разочаровались в идее помощи комбатантам, так как не видят востребованности такой работы ни со стороны самих участников СВО и их семей, ни со стороны государства.
«В прошлом году мы с коллегами организовали для себя учебный курс, чтобы понимать, как работать с военной травмой. Пригласили из РАНХиГС преподавателей, специализирующихся на этой теме. В течение года вели интервизионную группу, вырабатывали протоколы оказания помощи, — рассказала «Свободным» саратовская психолог, пожелавшая сохранить анонимность. — Создали НКО, вошли в реестр поставщиков социальных услуг. Для этого потребовалось подготовить тонны документов. Оказалось, что за работу с семьями участников СВО бюджет готов платить по 240 рублей в час. Эта цифра говорит о том, что государство понимает масштаб проблемы и намерено сделать психологическую помощь массовой?
Чтобы получить хотя бы такое финансирование, нужно подать еще тонну документов на каждого пациента. Нам стало понятно, что это нереально.
Мы решили работать без участия государства, на благотворительной основе. Запустили сайт, открыли горячую линию для тех, кому нужна помощь. И обнаружилось вот что. Когда спецоперация только начиналась, тревожный фон был серьезным. Жены добровольцев и мобилизованных шли к нам потоком, даже на платные консультации. Но сейчас тревожность значительно снизилась благодаря выплатам за участие в боевых действиях. Как бы это ни звучало, деньги являются мощным терапевтическим средством.
Со стороны самих ветеранов, которые уже вернулись, тоже нет запроса на нашу помощь. В большинстве своем это люди не из того социального слоя, у которого сформирована привычка работать с психологом. Они не осознают, что с ними что-то не так. Да и с чего бы? Из каждого утюга им внушают, что они особенные, исключительные, гораздо лучше тех, кто не был там. У человека появляется повод сказать: «Мне все должны».
С таким ощущением сложно вернуться к скучной повседневной работе. Одна окологосударственная организация позвала меня учить бывших военных, уволенных по ранению, тому, как строить бизнес с нуля. Я согласилась бесплатно проводить профориентацию, два раза в месяц вести лекции и семинары. Вы думаете, были желающие?
Но от того, что ни государство, ни комбатанты не видят проблемы, она не исчезнет. На днях к машине моего мужа на улице бросилась девушка с ребенком и попросила о помощи. Она рассказала, что ее супруг вернулся с СВО, запил и стал ее избивать. На Донбасс он поехал из колонии, где сидел за наркотики. Мой муж отвез эту девушку к ее отцу. Боюсь, такие истории в ближайшее время станут частыми».
